Психоз.

 

Нависая огромным комом отчаяния,

Представляя собой отрезок вечности,

Время тихо ждет своего окончания.

Боль принимает вид бесконечности.

Ожидание смерти приводит к бессилию,

Душа яростно ищет вокруг сострадания,

Не привыкшая еще к такому насилию,

Она рвется на части, не найдя понимания.

 

Проникая в разум под предлогом пристрастия,

Разрывая прочную пелену безмятежности,

Чужие мысли хотят самовластия,

Не желая мириться с аргументом отверженности.

Проростая травою в огромном количестве,

Перспективы дают ответ безнадежности.

Сомневаясь в своем и чужом величестве,

Существо уверено лишь в невозможности.

 

Не представляя особой ценности,

Слова нарушают период молчания,

Являясь только примером тленности,

Уже не производят реакций сознания.

Испаряясь в пространстве не известной материи,

Надежды кричат об отсутствии основания.

Мечтая только о самозабвении,

Жизнь утратила смысл своего дарования.

 

Не осозновая объективной реальности,

Разум проходит проверку прочности.

Зависая над бездной в одной тональности,

Сердце рвется от предельной жестокости.

Тишина переходит в последнюю стадию,

Наступает состояние абсолютного безразличия.

Истерика способствует своему нарастанию,

Далеко выходя за рамки приличия.

 

 

Глубоко зарывшись под обломками счастья,

Не желая подохнуть в пустыне бездействия,

Из последних сил принимая участие

В сохранении жизни, оказывая воздействие

На систему крайнего жизнеобеспечения,

Истерично крича о своем наличии,

Не сдается чувство предназначения

Образу вечного и Небесного величия.

 

 

 

Вены.

 

Наполняясь кровью, страхом и питаясь беззвучным страданием,

Не имея объема, глубины и других величин измерения,

Тупое пространство наслаждается болью, тишиной и молчанием,

Не двузначно говоря об отсутствии разумного объяснения.

Представляя собой однородную массу безвозвратно утерянного,

Не являясь больше предметом чужого воспоминания,

Мечты и надежды принимают статус навечно потерянного.

Некогда ценное уже не привлекает к себе внимания.

 

Недоверие  к миру перерастает в ожесточение.

Его законы укрепляются, набирая все больше плотности,

Душа выражает протест и испытывает к ним отвращение,

Сохраняя внутри и лелея остатки гордости.

Понимание ситуации постепенно сводится к минимуму.

Обстоятельства дел безнадежно оказываются запредельными.

Напряжение и усталость подбираются к своему экстремуму,

Их пути на долгое время становятся параллельными.

 

Осознание страха притупляет немые осколки мышления.

Под воздействием боли окончательно изменяется стиль восприятия.

Не имея чувства надежды, не пытаясь отыскать утешения,

Существо проклинает судьбу, ненавидя за лицеприятие.

Территория жизни говорит об отсутствии зон правосудия.

Основной инстинкт получает интересное откровение.

Жажда смягчения боли принимает оттенок безумия,

Отражая в холодном теле металла желание вен – соприкосновение…

 

Ожидание вечности делает время врагом сострадания.

Ощущение холода вводят в систему кровоснабжения.

Поступая в артерии вечно цветущего непонимания,

Вряд ли имеет к анестезии какое – то отношение.

Разрываясь на части от всепроникающего одиночества.

Не получая от факта наличия жизни удовлетворения,

Душа безнадежно пытается восстановить забытые некогда тени

забытых глаголов пророчества.

Наверное, трудно бывает дождаться, как ливня живительной влаги,

несущего силу и жизнь, изменения.

 

 

 

 

Ожидание.

Бессмысленность факта существования,

Отсутствие цели и предназначения,

Мертвые образы непонимания,

Необходимость определения.

Тяжесть пространства и сухость материи.

Однообразие происходящего.

Прочность металла и хрупкость артерии.

Непривлекательность настоящего.

Принципиальность страха и трепета,

Безосновательность одиночества,

Ожесточение детского лепета,

Происходящее в рамках пророчества.

Чувство презрения к собственной ценности.

Значимость мира воспоминаний.

Остатки утраченной некогда верности

Ждут исполнения обещаний.

 

Желание счастья и безмятежности,

Растворяясь во власти законов кремации,

Расписавшись кровью о своей принадлежности,

Не подлежащие реанимации.

Время, как средство проверки сознания,

Не обладая лечебными свойствами,

Медленно рушит предел основания,

Не задаваясь чужими расстройствами.

Нежность приятного смертного голоса,

Производя стремление к вечности,

Держит на нити тонкого волоса

Признаки жизни и безупречности.

Не обладая способностью тления,

Задыхаясь в цепях мест заключений,

Душа, ненавидя запаха брения,

Рвется на волю от ограничений.

 

Непреодолимость желания смерти,

Невероятность количества злости,

Ничтожность законов земной круговерти,

Бессилие взгляда надломленной трости,

Преобразуясь из нежного голоса

В определенность конкретного действия,

Рвет на куски тело тонкого волоса,

Кровью наполнив чашу бездействия.

Правильность выбора ждет воздаяния.

Гордость желает тупого возмездия.

Предотвращая процесс возгорания,

Ангел уходит в область созвездия.

Небо, пленяя рекой бесконечности,

Медлит с отправкой вести спасения,

Наверное, стоит подумать о вечности

И сохранить остатки терпения.

   

 

 

Герои.

 

Эти люди не ведают образа страха,

Эти люди не боятся чужого стона,

Эти люди поднимают жизни из праха,

Они не трепещут у царского трона.

Они признают только голос вечности,

Они играют по своим правилам,

Они понимают меру ответственности

За жизнь, которую им предоставили.

 

Их разум наполнен идеями смысла,

Их сердце кричит о помощи слабому,

Они не вникают в расчеты и числа,

Они подают свои руки правому.

Тому, чьи ноги перебиты камнями,

Тому, чьи жилы рвутся от боли,

Тому, чью свободу, разум и волю навечно сковали

 стальными цепями.

Таких людей называют – герои.

 

 

Они привыкли к постоянству страданий,

Они смотрят в глаза собственной смерти,

Они сражаются за свободу сознаний,

Проникая в глубины поднебесной тверди.

Эти люди не привязаны к жизни,

Они не размышляют о ее ценности,

Они готовы принимать условия казни,

Оставляя  в истории следы верности.

Они стремятся выполнить свое дело,

Проходя через волнения и множество стрессов.

Они кидают на алтарь душу и тело,

Пренебрегая важностью своих интересов.

Такие люди не ищут счастья земного,

Для них счастье, вообще, не имеет значения,

Они будут счастливы, когда сумеют спасти погибшую душу        

из мира иного.

Исполнив тем самым свое назначение.

 

 

 

 

Руководство действий законами совести,

Установление принципов власти.

Высокая прочность фундамента доблести.

Способность контроля огненной страсти.

Поиск цели и предназначения,

Боль, которая постоянно меняет.

Понятия чести и уважения,

Это то, что их отличает.

Несоответствие образу мира,

Противоречие законам общества.

Отсутствие идола или кумира,

Презрение правил любого сообщества.

Бескомпромиссность мировоззрения.

Определенность и четкость позиций.

Правила собственных норм поведения.

Отказ исполнения чуждых традиций.

 

Такой жизни не многие ищут.

Не каждый ее на земле достигает.

Те, кто ее не имеют, по белому свету в зубах  с фонариком рыщут,

Тех, кто имеет – она убивает.

Некоторые хотели бы от нее избавиться,

Другие со временем просто устали,

Остальные подумали, что не смогут с ней справиться,

Разочаровались и, в конце концов, перестали

Гореть звездою, озаряя путь своим светом,

Разгоняя тьму вымирающего человечества,

Являться для кого – то долгожданным ответом,

Единственным спасением своего отечества.

Поменяли принципы на мир и спокойствие,

Потому, что эти принципы слишком жестоки,

А эти люди лишены спокойствия,

И зачастую – они одиноки.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Прекрасный мир.

 

Эта жизнь слишком ничтожна, чтобы за нее беспокоиться.

Этот мир слишком жесток, что бы его можно было ценить.

Эти правила слишком сложны, чтобы под них подстроиться.

Эти люди слишком высокомерны, чтобы их просто любить.

Это счастье слишком скупое, чтобы его дожидаться.

Это горе не стоит того, чтобы испытывать страх.

Эта любовь слишком изменчива, чтобы ей восхищаться.

Эта красота когда-нибудь превратится в прах.

Эта истина слишком горька, чтобы от нее быть в восторге.

Эта  ложь достаточно откровенна, чтобы ее принимали.

Эти кумиры не достойны даже ящика в морге,

А эти фанаты слишком тупые, чтобы их понимали.

Эта вера слишком мала, чтобы хоть что – то сдвинуть.

Эти надежды мертвы уже много времени.

Эти дела стоят только того, чтобы сгинуть

В пустыне бессмысленности своего семени.

 

Эта власть слишком твердая, чтобы ей подчиняться.

Этот генерал слишком высок, чтобы ему доверяли.

Эта политика слишком грязная, чтобы в ней разбираться.

Эта война слишком бессмысленная, чтобы на ней умирали.

Эта школа слишком опасная, чтобы в ней заниматься.

Эти новости слишком печальные, чтобы их ждать.

Эта больница слишком бедная, чтобы в нее обращаться.

Эта помощь слишком корыстная, чтобы ее принимать.

 

Эта цель не находит своего оправдания.

Этот приказ не имеет никакого значения.

Этот царь слишком мерзок для почитания.

Этот долг не достоин своего выполнения.

Этот вождь воплощение тьмы и жестокости.

Эта система построена на зле и насилии.

Эти воины, являясь примером стойкости,

Кричат о рабстве и своем бессилии.

 

 

Это общество до безумия принципиально,

Его мнение до невозможности объективно,

Его решение до невероятности оптимально,

Его отношение предсказуемо негативно.

Его законы безжалостны и непонятны,

Его выводы основаны на предубеждениях,

Его суды продажны  и лицеприятны,   

А вердикты не любят своего обсуждения.

 

Эти люди жестоки и непримиримы,

Готовые рвать за свои идеалы,

Их гордость и чванство неизлечимы.

Они беспощадны, как злые шакалы.

Возомнили себя прокурорами вечности,

Постоянно требуя от других изменения,

Представляя свой мир в эталон безупречности,

Контролируя любые импульсы поведения.

Эти снобы любят создавать свои правила,

Считая, буд – то все им должны подчиняться,

Не допуская, что жизнь предоставила

Возможность каждому отличаться.

Тут все понятно без объяснения,

Этот мир не достоин чьей – либо верности.

Ты в праве сохранить к нему свое отношение

А я пойду поищу достойные и более приемлемые для себя ценности.

 

 

Деньги.

 

Поглощаясь властью ненасытимости,

Утопая в кровавой роскоши тления,

Мир падает в руки необратимости,

Задыхаясь в объятьях определения,

Разрушая медленно свое основание,

Увеличивая ценность наиболее незначительного.

Здесь любовь покупается за желание,

И в этом нет ничего удивительного.

Здесь трава продается за ночные видения.

Здесь воду меняют на черное золото,

Оставляя разноцветные пятна смерти и тления,

Пропитав чистый воздух разъедающим холодом.

И теряет смысл обычная жизнь,

И жажда смерти становится откровенна,

Когда повышают цены на жизнь,

В то время как жизнь должна быть бесценна.

 

Понятия чести стираются прибылью,

Понятия правды разъедаются порохом,

Понятия совести становятся пылью,

Растворяясь прогнившим, озлобленным воздухом.

Красивая жизнь – тенденция времени,

Сила и власть – идеалы вечности,

Справедливость становится цвета зелени,

А насилие доказательством безупречности.   

Откровенность нежно сменяется лицемерием.

Доброта и ласковость с детьми ложна.

В глазах партнеров ужас и недоверие.

Свободная конкуренция здесь невозможна.

Наличие денег становится важным фактором.

Отсутствие оных – признак несостоятельности.

Земля называется финансовым сектором.

Жизнь на земле теряет знак привлекательности.

 

Продажность власти осязаема разумом,

Воровство ощутимо нервными клетками,

Невиновность четко определяется градусом,

Города управляются марионетками.

Контролируются средства массовой информации,

Восстание подавляется группой быстрого реагирования,

Продолжая процесс политической инсталляции,

Правительство отказывается от санкционирования

Выражений протеста и своей независимости

В публичной форме и для общественности,

Подтверждая теорию о несовместимости

Количества денег и меры ответственности.

Сохраняя власть непреложным каноном,

Используя при этом любые орудия,

Государство каждого охраняет законом,

Оставляя на запястьях следы правосудия.

 

 

 

Жестокость.

 

Теряется смысл существования,

Притупляя инстинкт самосохранения,

Возрастает чувство разочарования,

Наполняя сосуд неподдельного отвращения.

Аргументы жизни лишены доказательства.

Основание счастья становится неприемлемым.

Когда любовь наполняют предательства,

Когда жестокость становится неотъемлемым

Правилом поведения в цивилизованном обществе,

Где справедливость считается глупостью,

Где ярость и злость исповедуют в творчестве,

Заполняя разум привлекательной тупостью.

Где признак силы – проявление  ненависти,

Где признак слабости – добродушие,

Где измена является предметом зависти,

А прощение считается малодушием.

 

Здесь одни сумасшедшие составляют

И диктуют миру правила поведения,

А другие психи их исполняют,

Представляя собой предмет наблюдения.

Первые возомнили себя царями,

И считают, что им обязаны подчиняться.

Создали мир, в котором являются королями.

Мир, в котором все им должны поклоняться.

Вторые – сидящие на общественном мнении,

Пойдут, как бараны, куда им скажут,

Побегут рысью в любом направлении,

Будут делать только то, что покажут.

Но, что интересно, у них у всех

Есть одна особенность, которая их отличает –

Они презирают и унижают тех,

Кто этим правилам не отвечает,

И ненавидят душою тех,

Кто эти правила нарушает.

 

 

Похоронив совесть под тяжелыми камнями,

Не скрывая при этом своей естественности.

Заполняя пустоты чужими жизнями,

И стараясь не нести за это ответственности,

Каждый желает незамедлительного

Исполнения своей сиюминутной потребности,

И яростно бесится от неудовлетворительного

Сохранения собственной безмятежной инертности.

И каждый считает себя великим,

И чуть более значимым рядом стоящих,

Называя поведение святости диким,

Продавая друзей, в том числе настоящих.

И каждый стремится к уничтожению,

Поражая всех своей преступной ловкостью,

Ускоряя(продолжая)  гонку вооружения,

Наполняя землю постоянной жестокостью.

 

 

 

Жизнь.

 

Приходя в этот мир без собственного согласия,

Начиная жизнь не имея предназначения,

Претерпевая внутренние разногласия,

Подчиняясь законам предопределения,

Зарождается новая частица вечности,

Постоянно обязанная и бесправная,

Приговоренная изначально к суду безупречности,

Но все же глубоко внутри своенравная.

 

Проникая в материю существования,

Становясь неотъемлемой бесконечностью

Неизменно вечного мироздания,

Обременяемого ответственностью

За свое бытие, которое не обговаривается,

А просто является фактом наличия,

Которое, к сожалению, не обсуждается,

И обречено на боль безразличия.

Появляясь на свет через крик и страдание,

Заявляя тем самым о своей значимости,

Оставляет глубокое воспоминание,

Требуя заботы и страха утрачиваемости.

Желает простого удовлетворения

Своих обычных жизненно важных потребностей,

И постоянно ищет умиротворения

Внешних и внутренних бесконечностей.

 

Начиная путь по просторам бессмысленности,

Растворяясь в среде своего обитания,

Утопая в серой жестокой бесчисленности,

Жизнь наивно ищет себе оправдания.

Достигая внутреннего самоопределения,

Стремясь к сохранению природной естественности,

Пытаясь с этим миром завязать отношения,

Не остаться изгоем в представлениях общественности.

Ища любви и всеобщего понимания,

Ожидая признания и уважения,

Опасается личностного отрицания,

И боится социального отчуждения.

И стараясь остаться неконтролируемой,

Просто единственной, просто значимой,

Никому не обязанной, ни кем не тестируемой,

Отвечать только требованиям индивидуальности своей уникальной и пока еще не утраченной.

 

Обретая свободу и ясность мышления,

Познавая отсутствие справедливости,

Жизнь яростно требует за себя отмщения,

Отвергая законы необратимости.

И сверкая красными глазами зверя дикого,

Выражая в злобе свою непосредственность,

Ищет кого-то непомерно великого,

Кого-то, кто должен нести ответственность

За это бессмысленное существование,

За одиночество и презрение,

За необъяснимую боль и страдание,

За неприспособленность и унижение.

Она не просила о своем создании,

Но оказалась абсолютно виновной,

В чужом и жестоком для нее мироздании,

Не подчиняясь воле беспрекословной.

 

Ее сотворила Личность Особая,

Которой она навеки обязана,

В своем отношении Непринужденная,

И Которая к ней же самой и привязана.

Личность, Которая судит,

И, по рассказам, должна реагировать,

Которая, возможно, все таки любит,

И хотя бы не пытается контролировать.

 

 

 

Пофигизм.(эксклюзив)

1 к.

Прекрасным летним утром в воскресенье,

Довольный, как сытый майский жук,

Иду я в церковь в состоянии веселья,

Как тут

Вдруг появился передо мной,

Какой – то странный парень в черной рясе с бородой.

Смотрю-ка: вроде, не бандит

И мне он явно что – то говорит.

Прислушался по - лучше: так и есть,

Чувак пытается толкать мне свою речь.

Пытается меня лечить и по канонам православной церкви дать

 расклад за то,

Что моя церковь, дескать, секта, а сам я в религиозной сфере, ну,

как бы, полное бревно.

В законах Божьих ничего не понимаю,

Про герменевтику и трансцендентность я не знаю.

На житие святого Августина забиваю.

А положений теологии не догоняю.

Короче Библию не понимаю.

В таких делах мне, видите ли, разбираться рано, я еще сопливый,

По детски робок и до глупости счастливый.

Да и, вообще, ходатай нужен мне пред Богом незаменимый.

Какой же все – таки попался поп болтливый.

Но я ведь тоже не дурак и не простак, и не чудак

Ему я говорю: “ Послушай-ка, чувак,

Ходатай перед Богом у меня уж есть давно, других не надо.

Вот если б ты купил мне плитку шоколада…”

А в это время сбоку какая – то серьезная братва стояла.

С камерой, да с микрофоном, да с диктофоном,

Да на меня смотрели и не свистели и не пели,

Как буд – то ежика на завтрак съели.

И вдруг я понял, что меня по телеку покажут,

К сейнтологам каким – нибудь примажут,

Ведь по – любому так и скажут.

Ведущая программы новостей – девушка – проказница.

А мне все по – фиг, мне без разницы.

 

2 к.

Увидел как – то я по телеку  крутого пацана

С тремя серьгами в ухе, с бородой зеленой и с хайром до пупа.

Увидел, заценил и сам себе сказал:

“ Я тоже так хочу,

Пойду старейшин залечу,

Потом куплю себе серьгу

И потихоньку бородку с волосами отпущу.

И вот иду я как – то по бульвару,

Навстречу пара бледных наркоманов.

Кидают возле меня свои кости,

А я кумекаю: ” Чо еще за гости?”

Насупив ноздри, начинают свой базар:

“ Слышь, пацан,

Ответь нам по понятиям в натуре,

Ты кто такой, к какой принадлежишь культуре?”

Недолго думая, тому, что по – бледнее, отвечаю:

“ Чувак, уж коли ты не знаешь, то тебе скажу,

Что стрелок я не забиваю,

Слов на ветер не бросаю

И за базарчик отвечаю.

И кто ты такой, парень,

Что б меня парить.

Лечить, колбасить, доставать и забивать.

Я ни чего не знаю,

Как хочу, так и гуляю.

За серьги в левом ухе отвечаю,

А бороду расчесываю по утрам и завиваю.

Я свободный человек и я в свободе пребываю.”

И добавляю, что, мол, Иисуса Господом Владыкой называю.

Он мне сказал, что постоянно защищает.

Я так пять лет уже хожу, ни кто не наезжает.

Братва стоит и явно ничего не догоняет.

И сигаретки попросить уж как – то не решает,

И потихоньку отступает,

Решив не напрягать мозги, махнув на все рукой, свои сухие кости с

моей дороги все же убирает.

Но, как всегда, дорожку за собой не подметает.

Конечно, страшно иногда бывает,

Но мне все по – фиг, Бог меня оберегает!

 

3 к.

Однажды как – то вдруг

В моей церквушке против меня собрался злобный круг.

Посовещавшись, решили вынести мне свой безжалостный вердикт:

“ Наш дорогой и горячо любимый брат, ты еретик.”

Не понимая, в чем там дело и про чо скандал,

Я,оробев немного, выронил из рук гитару и сломал нечаянно кардан.

Придя в себя и вставив на место погнутый гриф,

Решил я все же разобраться, кто на меня наехал, что еще за миф,

Кто хочет над моей бородкой зелененькой поиздеваться.

Не долго думая, пришел к тому братку, что больше всех орал,

И задал мягко свой простенький вопрос: “ О чем скандал?

За чем ты на меня так гнусно наезжал? “

Браток тот тут же завизжал:

“ Я на тебя не наезжал,

Я в силе духа обличал,

Ты не достоин звания христианина,

Ты плоть неизмененная, ты слишком часто смотришь фильмы с

Аль Пачино! ”

Не дав мне ставить даже слово,

Он продолжал свою лечительную речь, которая была уже до боли мне знакома.

“ А мне не нравится, как ты себя ведешь,

[ бе – бе – бе – бе ].

Как хлопаешь в ладоши и как песенки поешь.

И одеваешься не по – духовному, а как – то по-мирски,

С сережкой в ухе ходишь и с хайром до пупа – не по-мужски.

Коверкаешь великий и могучий родной язык

Своими нехорошими словами сленговыми, я к ним не привык.

Не нравятся мне твои шутки и понты,

Смотри, пообломают гордость,

как бы не пришлось накладывать бинты.

Ты слишком странный, брат, таких, как ты еще я не встречал,

Не забывай, что Бог нас к простоте призвал.”

И только чувачок закончил свой базар,

Как тут же его продолжила одна сестра, и тут – то  попал.

“Мой дорогой и горячо любимый брат, мне кажется ты очень уж

 закрытый,

Как ежик, весь в иголках, деловитый.

И я узнала тут недавно, что ты слушаешь metal,

Ах, я в недоумении, какой кошмар.”

Моя зеленая бородка вдруг побелела,

А от природы бледное лицо позеленело.

Я просто потихоньку стал выпадать в осадок.

Но тут вдруг подошел епископ и навел порядок.

И сразу же всем стало ясно,

Что не такой уж я опасный.

А просто парень тот не догоняет,

Зеленую бородку он не понимает.

Чего ты скажешь, с новообращенным не бывает,

Но тот пацан уж 10 лет как в Боге пребывает.

Мозги полны стереотипов и предубеждений

и ничего про молодежную культуру он не знает.

Послушай, братик, я не хочу тебе ни чо плохого говорить.

Ведь Бог призвал меня тебя любить.

Но разрывает сердце жажда кое – что спросить,

Кто дал тебе такое право всех судить.

Такой – сякой ты меня попросту гнобишь.

За мной все подмечаешь, а про свои грехи молчишь.

Бревна в родном глазу не замечаешь,

зато в моем моргале хочешь покопаться.

Неужто в нем бывает так приятно ковыряться?

Или ты просто хочешь надо мной поиздеваться?!

Не доставай меня, мой дорогой и горячо любимый брат,

А то я тебя по – просту пошлю и буду прав.

Не забывай, что я пред своим Господом хожу и, если что не так ,

то Он меня поправит.

Когда покаюсь, все ошибки и грехи исправит.

Накажет, если нужно будет, а тебя не спросит.

И никого меня по попке отшлепать не попросит.

Ты лучше, если видишь, вдруг, за мной косяк,

Возьми, да помолись – это такой пустяк.

Но за бородку, да зеленую, да длинную,

не торопись меня, брателло, осуждать.

На твой консерватизм мне глубоко плевать!

 

4 к.

Не уклоняясь от прямого разговора, не лукавя сердцем

и не кривя душою,

Я не пытаюсь ваши ухи, как елку новогоднюю,

украсить длинною лапшою.

Я просто лишь хочу всем донести чудесную мыслишку,

Не умничая слишком,

Я не толкая вам релятивистскую теорию,

Эффектом Доплера не углубляю в астрономию,

И, уж поверьте на слово, мне глубоко до фени основы сейнтологии.

Из курса этики,

Я думаю, мы обойдемся без конкретики,

Тем, кто учился в университете, наверное, известно,

Что, даже, если вам не интересно,

То все равно не честно

Перебивать и посылать,

А шутки разные вставлять

По правилам культуры не уместно.

Заканчивая свой непродолжительный, но яркий монолог,

свою чудесную мыслишку я все же попытаюсь донести:

Как ни старайся, но у всех людей на свете не сможешь ты

благоволение в глазах приобрести.

Еще скажу: не стоит париться за то,

как о тебе подумает честной народ.

Всегда найдется кто – нибудь, кто скажет про тебя, что ты урод.

Дак вот:

Старайся больше париться за то,

Какое мнение составит о тебе не дед Пихто,

А тот, кто создал это Небо, Землю и Луну, и про тебя Он не забыл,

Четыре лишних уха на затылок не прилепил.

Запомни, что Ему ты только дашь отчет

Во всех поступках и делах своих, которым уж поверь мне,

ведется точный счет.

Наплюй на все, что окружает тебя каждый день

И обращай внимание на волю Высшего – люби людей.

Следи за своим сердцем и умом,

Заботься только лишь о том,

Что бы не стыдно было через пару сотен лет

Повспоминать о множестве своих побед.

И, подытожив свою жизнь, взглянуть на тех,

Кого успел ты к Богу обратить не без помех.

Ни в коем случае не увлекайся материализмом,

И не страдай духовным пофигизмом.

Всегда сражайся за свою свободу,

Не обращай внимания на беспонтовую погоду!